К – КНИЖКА

В начале 2000-х годов, в речи интеллигентных людей появилось слово – «книжка».
Слово, конечно, не было совершенно новым, но раньше его использовали, говоря о печатном издании, созданном для детей.
Услышав слово «книжка», вы представляли крупноформатное издание, цветное, с большим шрифтом, цветными иллюстрациями. В лучшем случае речь могла идти о какой-нибудь тонкой брошюре. Но чаще всего имелась в виду именно детская «книжка» и ничто иное.
И вдруг, без всяких объяснений, маститые писатели стали говорить в интервью, например такие фразы: «В августе в издательстве «Эксмо» у меня выходит новая книжка» или «За 10 лет выпустил 5 книжек». Можно было бы понять, если бы речь шла о небольшом сборнике стихов или рассказов, но часто писатель имел в виду объемное произведение, роман или повесть. Это слово («книжка») буквально вытеснило из лексикона интеллигентных людей слово «книга».
Почему же образованные люди приняли на вооружение именно это слово? Что мы слышим, когда человек говорит: «Я написал книжку»? Возможно мы слышим неуверенность в необходимости совершенного труда, сомнение в качестве готового продукта, закомплексованность, извинение за то, что человек об этом говорит, просьба «не судить строго», возможно мы услышим попытку продемонстрировать свою скромность… В любом случае, человек принижает значение той работы, которую он совершил. А ведь на написание большой книги может уйти год и даже больше, это требует не только таланта, но и большого труда.
Что мы слышим, когда читатель говорит: «Я прочитал книжку такого-то автора»? И снова человек говорит о действии, которое не стоит особого внимания – «Знаете, попалась на глаза книжка. Я ее пробежал глазами. Ну, ничего такая. Забавно автор пишет».
Слово «книжка», и в первом и во втором случае, создает описание чего-то малозначительного, несерьезного, почти детского. Произнося это слово, человек как будто признается в совершении чего-то постыдного. Или, что еще хуже – признается в том, что не совершил того, что должен был совершить. И поэтому испытывает чувство стыда.
Возможно, главную причину такого самоуничижения интеллигента открыл писатель Виктор Пелевин в своем романе «Чапаев и Пустота». Рассуждая о липком страхе, с которым постоянно живет русский интеллигент, он пишет: «Интеллигент не боится топтать святыни. Интеллигент боится лишь одного – касаться темы Зла и его корней».
Возможно, осознание этого онтологического страха, которым охвачена его душа, и заставляет интеллигента совершать акты самоуничижения и самооскопления.
В XIX веке в религиозной среде, не только крестьянской, но и среди интеллигенции, была популярна секта так называемых «хлыстов», которые совершали нечто совершенно непредставимое для того, чтобы их тело не могло больше выполнять действия, которые они считали греховными. Здесь мы не будем описывать, что именно они совершали.
Одним из представителей секты «хлыстов» был Григорий Распутин.
Когда очередной адепт этой секты умирал, в его гроб рядом с трупом клали вербовую веточку, которой он подвергал себя многолетнему самоистязанию, самобичеванию, наказанию за совершенные им грехи – реальные или мысленные.
Единомышленники умершего внимательно присматривались к этой веточке... Наибольшим признанием было найти на ней следы запекшейся крови покойного.
В гроб русского интеллигента начала XXI века следует класть написанную им «книжку» как свидетельство его «нравственных страданий».
P.S. Прошло несколько недель после написания данной статьи, и в одной из бесед некого русского писателя я услышал еще более уничижительное выражение того же самого слова… Про книгу, написанию которой он посвятил значимую часть своей жизни, он сказал: эта моя «книжечка».
© BROOKMAN