ЖЕМЧУЖИНА
1. Моллюск и…
2. Жемчужина, Моллюск и Старый угорь
3. Жемчужина и Время
...
Сегодня 2 часть - Жемчужина, Моллюск и Старый угорь
Что-то было не так. Он приоткрыл створки и высунулся наружу. Студень ночного неба нависал над ним, робкие звёзды редко-редко разрывали тьму своими любопытными взглядами. Ночь стекала в речку, в которой он жил, вязкой массой, населяя и её то здесь, то там отражениями далёких красоток. Казалось, и сама река встала, замёрзла — такая была непроглядная темень.
Он обратил взор внутрь себя и … содрогнулся. Блестящая гладкость, живущая в нём, поблёкла, осунулась. От правильной шаровидности остались осколки. Его жемчужинка — его Жемчужинка! — дрожала, разметавшись во сне и сбросив перламутровые одеяльца. Тельце её будто приобрело кривизну, и лучики этой неожиданной формы пронзали старого Моллюска до глубины Души (допустим, что она у него была).
— Она больна, — прошептал он, — несомненно, она простудилась, купаясь в струях холодной реки. Что же теперь будет? — вопросил он, не почувствовав, как сильно — до крови (что-то же в нём текло?) — прикусил себя створками.
Страшно хотелось есть, но Моллюск стиснул створки так сильно, насколько только это было возможно, чтобы его заболевшее чадо чуть-чуть согрелось. «И как долго ты протянешь без еды?» — мелькнула мысль, которую он не стал додумывать до конца (когда живёшь так долго, как наш Моллюск, что-то должно мелькать, хоть иногда). — «Главное, чтобы моя крошка согрелась.»
— Кхм, кхм, — донеслось снаружи. И наш Моллюск вынужден был приотворить створки.
— А, это ты, Старый Угорь. Разве ты не должен уже давно «скатиться» в море, отправиться на нерест?
— Да, давно пора, но так не хочется расставаться с Рекой, в которой я прожил аж целых двенадцать лет. К тому же, не скрою, мне крайне любопытно увидеть твою выросшую Красавицу. Вот уж повезло тебе, так повезло. На сотни длин моего тела, — Угорь вытянулся во всю длину своего тела, красуясь, — по всей Реке и выше, и ниже по течению нет больше такого Счастливчика, как ты. Сколько моллюсков - весьма достойных особей — живут себе в одиночестве и в ус не дуют. Кх-кх-кх, — зашёлся в смехе Старый Угорь. Любил он пошутить, и славился этим своим умением даже в других реках, благо, мокрые утренние луга с их шелковистыми травами вряд ли могли быть препятствиями для его путешествий.
— Тише, пожалуйста, тише. Всё плохо, заболела моя Жемчужинка. Не знаю, выздоровеет ли?
— Ты это, того — не каркай. Что значит не выздоровеет? — Тут Угорь задумался. — Заболела, значит? Простыла? Согрей её, старый дурень!
— И как я это могу сделать ночью, живя в холодной проточной воде? Скажешь тоже. — Вяло отмахнулся Моллюск. И снова обратил взор на потемневшую кожицу своей подопечной. — Смотри, кожица, кажется, начинает лопаться. — И Моллюск заплакал, не стесняясь своих слёз.
Змеевидное тело Старого Угря взвилось вверх, ослепив Моллюска серебристо-белым брюхом, и тут же вернулось обратно, разукрасив воду буро-зеленоватой спиной.
— Помолчи, пожалуйста, дай подумать. — Старый Угорь пожевал губами. — Прабабка мне рассказывала, что как-то согрешила с иноземцем, потешилась с электрическим угрем. Всегда думал, что сказки выжившей из ума старухи. — Здесь Старый Угорь, вновь скривил губы, приоткрыв множество мелких и острых зубов, и продолжил так тихо, будто про себя: «Саргассово море, бассейн Амазонки — не так и уж далеко. Чем Чёрт не шутил? Может, пошутковал и с моими пращурами?»
— А что такое электрический? — Уливаясь слезами, спросил Моллюск.
— Не мешай, — отмахнулся от вопроса Угорь. — Надо просто поверить, просто сильно поверить! Ведь что-то должно было достаться и мне — потомку южноамериканца. Как он это делал?
Старый Угорь напрягся, задрожал, и вдруг из его тела выскочила вспышка огня, скорее, маленькая искорка. Она вонзилась в раковину Моллюска так быстро, что он не успел ничего ни увидеть, ни понять. Но то, что его обожгло, он не смог не почувствовать. Я же, нечаянный свидетель того, что произошло глубокой ночью на дне пусть и неглубокой, но реки, всё это и слышал, и видел. И не спрашивайте меня, пожалуйста, как я там оказался. Когда любишь, оказываешься всегда именно там, где должен.
— Она зарумянилась! — Закричал Моллюск. — Моё Чудо порозовело! Нам обоим стало теплее, гораздо теплее. Спасибо!
— Спи, Друг, — пробурчал Старый Угорь, — я, пожалуй, подожду до утра, вдруг снова надо будет согреть твою Жемчужинку? А затем пущусь в долгое плавание к Саргассовому морю — становиться Отцом.
И, отплывая от раковины Моллюска, опять, скорее самому себе, пробурчал: “Непонятно, как можно настолько зависеть от невесть откуда свалившегося детёныша? Плачущий Моллюск — ну надо же! Наверное, в этом что-то есть, но пока, как говорится, не почувствуешь на собственной шкуре — не расплачешься.»
Информация по комментариям в разработке