Михаил Казиник и пианист Алексей Ботвинов вновь встречаются у рояля – на этот раз для того чтобы подарить слушателям блистательный и мощный сарказм, чтобы открыть его совершенно по-новому – ведь всего их, «Сарказмов», пять. А вместе они звучат не более тринадцати минут…
Конечно, речь идет о фортепианном цикле Сергея Прокофьева «Сарказмы», куда вошли пять пьес, организованных с чередованием наступательных скерцозных и призрачно-фантастических образов. Действительно, уж чего-чего, а сарказма Прокофьеву было не занимать…
Михаил Казиник: «Итак, Сергей Прокофьев… А можно ли в начале XX века писать музыку, если ты смеешься над классиками, не выносишь романтиков, не воспринимаешь импрессионистов, не любишь красивых, сладких, нежных мелодий; считаешь, что время классической оперы давно закончилось; полагаешь, что Скрябин с его идеями спасения человечества не вполне нормален; не воспринимаешь музыку своего современника Сергея Рахманинова; не собираешься, как некоторые, быть экспрессионистом (то есть тем, кто кричит об ужасах этого мира); если ты в душе скептик; если ты приличный шахматист, видящий на несколько ходов вперед; если ты любитель анекдотов, не прочь серьезно поговорить о гонорарах, прежде чем писать музыку, не веришь в Бога, не любишь вздыхать под луной и страдать от неразделенной любви? А что же ты любишь? Ты любишь поэзию Маяковского (естественно, раннего), и считаешь, что вершина поэзии – две строчки из его стихотворения: "А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?.." Итак, наконец-то, в истории музыки появился монстр…»
Что же слышат в «Сарказмах» Прокофьева Михаил Казиник и Алексей Ботвинов? Пародии на полонезность Шопена или саму идею импрессионизма Дебюсси? Обращение к пафосу романтизма? Протест несчастного Петрушки Игоря Стравинского? Издевательство над своим однокашником и современником Сергеем Рахманиновым? Искаженную Четвертую прелюдию Фредерика Шопена? Наконец, предсказание того, что настанет то время, когда все шутки закончатся?..
Михаил Казиник: «Пять «Сарказмов» Прокофьева – это тоже своего рода прокофьевская заявка на все его будущее творчество. Здесь, как дуб в желуде, заключена вся его музыка. Все будущее развитие – все его знаменитые симфонии, все его оперы, балеты, все его фортепианные сонаты. Здесь он уже, как Моцарт, держит внутри себя всю творческую систему в голове, и просто кратко-кратко, тезисно показывает – от этого уходим, от этого отказываемся, над этим смеемся, с этим спорим, этому радуемся… А, вообще-то, страшно быть художником в этом мире, как у Гумилева:
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!..»
Информация по комментариям в разработке